Неточные совпадения
Лучшие люди
едут процессией к помощнику градоначальника и настоятельно
требуют, чтобы он распорядился.
И, так просто и легко разрешив, благодаря городским условиям, затруднение, которое в деревне
потребовало бы столько личного труда и внимания, Левин вышел на крыльцо и, кликнув извозчика, сел и
поехал на Никитскую. Дорогой он уже не думал о деньгах, а размышлял о том, как он познакомится с петербургским ученым, занимающимся социологией, и будет говорить с ним о своей книге.
Переговоры наши продолжались довольно долго; наконец мы решили дело вот как: верстах в пяти отсюда есть глухое ущелье; они туда
поедут завтра в четыре часа утра, а мы выедем полчаса после их; стреляться будете на шести шагах — этого
требовал сам Грушницкий.
Я им объяснил, что я офицер,
еду в действующий отряд по казенной надобности, и стал
требовать казенную квартиру.
Я вышел из кибитки и
требовал, чтоб отвели меня к их начальнику. Увидя офицера, солдаты прекратили брань. Вахмистр повел меня к майору. Савельич от меня не отставал, поговаривая про себя: «Вот тебе и государев кум! Из огня да в полымя… Господи владыко! чем это все кончится?» Кибитка шагом
поехала за нами.
Сестры Сомовы жили у Варавки, под надзором Тани Куликовой: сам Варавка уехал в Петербург хлопотать о железной дороге, а оттуда должен был
поехать за границу хоронить жену. Почти каждый вечер Клим подымался наверх и всегда заставал там брата, играющего с девочками. Устав играть, девочки усаживались на диван и
требовали, чтоб Дмитрий рассказал им что-нибудь.
Илья Ильич ходит не так, как ходил ее покойный муж, коллежский секретарь Пшеницын, мелкой, деловой прытью, не пишет беспрестанно бумаг, не трясется от страха, что опоздает в должность, не глядит на всякого так, как будто просит оседлать его и
поехать, а глядит он на всех и на все так смело и свободно, как будто
требует покорности себе.
Наконец одного здорового я застал врасплох и
потребовал, чтобы он
ехал. Он отговаривался тем, что недавно воротился и что надо лошадей кормить и самому поесть. «Сколько тебе нужно времени?» — спросил я. «Три часа». — «Корми четыре, а потом запрягай», — сказал я и принялся, не помню в который раз, пить чай.
Для себя ему, казалось, ничего не нужно было, и он мог удовлетворяться ничем, но для общины товарищей он
требовал многого и мог работать всякую — и физическую и умственную работу, не покладая рук без сна, без
еды.
«Господа, — сказал им Сильвио, — обстоятельства
требуют немедленного моего отсутствия;
еду сегодня в ночь; надеюсь, что вы не откажетесь отобедать у меня в последний раз.
Он решился к нему
ехать и даже выйти в отставку, если болезненное состояние отца
потребует его присутствия. Товарищи, заметя его беспокойство, ушли. Владимир, оставшись один, написал просьбу об отпуске, — закурил трубку и погрузился в глубокие размышления.
— «Что же сказал он тебе?» — «Он спросил у меня, чей ты, куда
едешь и зачем?» — «Ну, а после?» — «А после
потребовал он письмо и деньги».
Кажется, что
едем. Отец мой говорил Сенатору, что очень хотелось бы ему отдохнуть в деревне и что хозяйство
требует его присмотра, но опять проходили недели.
Все они уселись за стол и
потребовали что-нибудь перекусить, объявляя, что сейчас
едут в Brook House.
— «А вследствие того, приказываю тебе сей же час женить твоего сына, Левка Макогоненка, на козачке из вашего же села, Ганне Петрыченковой, а также починить мосты на столбовой дороге и не давать обывательских лошадей без моего ведома судовым паничам, хотя бы они
ехали прямо из казенной палаты. Если же, по приезде моем, найду оное приказание мое не приведенным в исполнение, то тебя одного
потребую к ответу. Комиссар, отставной поручик Козьма Деркач-Дришпановский».
После приговора им царь позволил
ехать в Иркутск, их остановили и потом
потребовали необходимым условием быть с мужьями — отречение от дворянства, что, конечно, не остановило сих несчастных женщин; теперь держат их розно с мужьями и позволяют видеться только два раза в неделю на несколько часов, и то при офицере.
— Все мы, и я и господа чиновники, — продолжал между тем Постен, — стали ему говорить, что нельзя же это, наконец, и что он хоть и муж, но будет отвечать по закону… Он, вероятно, чтобы замять это как-нибудь, предложил Клеопатре Петровне вексель, но вскоре же затем, с новыми угрозами, стал
требовать его назад… Что же оставалось с подобным человеком делать, кроме того, что я предложил ей мой экипаж и лошадей, чтобы она
ехала сюда.
— Хорошо,
поедем! — согласилась Мари, и после спектакля они, в самом деле, отправились к Донону, где Вихров заказал хороший ужин,
потребовал шампанского, заставил Мари выпить его целые два стакана; сам выпил бутылки две.
Махоркина
потребовали в Пензу для исполнения его обязанности. В прежнее время он в этих случаях тотчас же писал — он был хорошо грамотен — бумагу губернатору, в которой объяснял, что он командирован для исполнения своих обязанностей в Пензу, и потому просил начальника губернии о назначении ему причитающихся суточных кормовых денег; теперь же он, к удивлению начальника тюрьмы, объявил, что он не
поедет и не будет больше исполнять обязанности палача.
— Ужасно смешно! Много ты понимаешь! — перебил Петр Михайлыч. — Зачем
ехать? — продолжал он. — А затем, что
требует этого вежливость, да, кроме того, князь — человек случайный и может быть полезен Якову Васильичу.
— Ведь вы сами рассудите, господин смотритель, — говорил с запинками другой, молоденький офицерик, — нам не для своего удовольствия нужно
ехать. Ведь мы тоже стало быть нужны, коли нас
требовали. А то я право генералу Крамперу непременно это скажу. А то ведь это что ж… вы, значит, не уважаете офицерского звания.
— Я не столько для себя самой, сколько для тебя же отговариваю. Зачем ты
едешь? Искать счастья? Да разве тебе здесь нехорошо? разве мать день-деньской не думает о том, как бы угодить всем твоим прихотям? Конечно, ты в таких летах, что одни материнские угождения не составляют счастья; да я и не
требую этого. Ну, погляди вокруг себя: все смотрят тебе в глаза. А дочка Марьи Карповны, Сонюшка? Что… покраснел? Как она, моя голубушка — дай бог ей здоровья — любит тебя: слышь, третью ночь не спит!
Он чрезвычайно развеселился,
потребовал еще бутылку шампанского (что было против его правил), зазвал в нашу комнату какого-то незнакомого господина и стал поить его, пел Gaudeamus igitur, просил, чтоб все вторили ему, и предлагал
ехать в Сокольники кататься, на что Дубков заметил, что это слишком чувствительно.
M-me Углакова уехала уже к сыну, чтобы быть при нем сиделкой; но, тем не менее, когда Егор Егорыч и Сверстов рассказали Углакову дело Тулузова, он объявил им, что сейчас же
поедет к генерал-губернатору, причем уверял, что князь все сделает, чего
требует справедливость.
— Ну, вот видите ли, Василий Иваныч, — начала Катрин внушительным тоном, — мне очень тяжело будет расстаться с вами, но я, забывая о себе,
требую от вас, чтобы вы
ехали, куда только вам нужно!.. Ветреничать, как Ченцов, вероятно, вы не станете, и я вас прошу об одном — писать ко мне как можно чаще!
— А я вас не прощаю и не извиняю, — ответила та ему, — и скажу прямо: если вам не угодно будет дать сегодня же бумагу, которую я
требую от вас, то я
еду к генерал-губернатору и расскажу ему всю мою жизнь с вами, — как вы развращали первого моего мужа и подставляли ему любовниц, как потом женились на мне и прибрали к себе в руки весь капитал покойного отца, и, наконец, передам ему те подозрения, которые имеет на вас Марфин и по которым подан на вас донос.
— И в город
поедем, и похлопочем — все в свое время сделаем. А прежде — отдохни, поживи! Слава Богу! не в трактире, а у родного дяди живешь! И поесть, и чайку попить, и вареньицем полакомиться — всего вдоволь есть! А ежели кушанье какое не понравится — другого спроси! Спрашивай,
требуй! Щец не захочется — супцу подать вели! Котлеточек, уточки, поросеночка… Евпраксеюшку за бока бери!.. А кстати, Евпраксеюшка! вот я поросеночком-то похвастался, а хорошенько и сам не знаю, есть ли у нас?
— Взбудоражил, наконец, я моих хохлов,
потребовали майора. А я еще с утра у соседа жулик [Нож. (Примеч. автора.)] спросил, взял да и спрятал, значит, на случай. Рассвирепел майор.
Едет. Ну, говорю, не трусить, хохлы! А у них уж душа в пятки ушла; так и трясутся. Вбежал майор; пьяный. «Кто здесь! Как здесь! Я царь, я и бог!»
Он
требовал меня к себе; я знал, что он хочет убить меня, и не
поехал.
О деле донесено в Петербург министру. Министр доложил государю, государь велел министру привести решение суда в исполнение. Министр предписал губернатору. Губернатор
потребовал войско. И вот солдаты, вооруженные ружьями со штыками, боевыми патронами, кроме того с запасом розог, нарочно приготовленных для этого случая и везомых в одном из вагонов,
едут приводить в исполнение это решение высшей власти.
Извозчик, дребезжа неуклюжими дрожками, подкатил. Людмила сказала ему, куда
ехать. Он подумал и
потребовал сорок копеек. Людмила сказала...
— Хорошо, дядюшка, гордитесь же сколько угодно, а я
еду: терпения нет больше! Последний раз говорю, скажите: чего вы от меня
требуете? зачем вызывали и чего ожидаете? И если все кончено и я бесполезен вам, то я
еду. Я не могу выносить таких зрелищ! Сегодня же
еду.
— Вы проведете сегодня вечер со мной, — сказала Полина Николаевна, подходя к Лаптеву и глядя на него сурово. — Мы отсюда
поедем вместе чай пить. Слышите? Я этого
требую. Вы мне многим обязаны и не имеете нравственного права отказать мне в этом пустяке.
Вслед за сим она приказала тому же Патрикею, отдохнув, немедленно
ехать засвидетельствовать эту вольную и потом во что бы то ни стало, где он хочет, разыскать и привезти ей трубача, разделявшего с дедом опасность в его последнем бою. А сама взялась за хозяйство: она
потребовала из конторы все счеты и отчеты и беспрестанно призывала старост и бурмистров — во все входила, обо всем осведомилась и всем показала, что у нее и в тяжкой горести недреманное око.
— Молчи! — продолжал Лежнев. — Каждый остается тем, чем сделала его природа, и больше
требовать от него нельзя! Ты назвал себя Вечным Жидом… А почему ты знаешь, может быть, тебе и следует так вечно странствовать, может быть, ты исполняешь этим высшее, для тебя самого неизвестное назначение: народная мудрость гласит недаром, что все мы под Богом ходим. Ты
едешь, — продолжал Лежнев, видя, что Рудин брался за шапку. — Ты не останешься ночевать?
—
Ехал я всю ночь, разумеется, всю ночь не спал, — можете себе представить, как я спешил! — прибавляет он, обращаясь к Зине, — одним словом, бранился, кричал,
требовал лошадей, даже буянил из-за лошадей на станциях; если б напечатать, вышла бы целая поэма в новейшем вкусе!
Какие чувства наполнили душу Ибрагима? ревность? бешенство? отчаянье? нет; но глубокое, стесненное уныние. Он повторял себе: это я предвидел, это должно было случиться. Потом открыл письмо графини, перечел его снова, повесил голову и горько заплакал. Он плакал долго. Слезы облегчили его сердце. Посмотрев на часы, увидел он, что время
ехать. Ибрагим был бы очень рад избавиться, но ассамблея была дело должностное, и государь строго
требовал присутствия своих приближенных. Он оделся и
поехал за Корсаковым.
Бенни поднялся на хитрость и пустился доказывать Ничипоренке, что при революциях прежде всего должна соблюдаться точность в исполнении распоряжений, что если Бенни одного
требуют назад, так он один и должен
ехать; а если его, Ничипоренко, назад не
требуют, то значит высшая революционная власть находит нужным, чтобы он, Ничипоренко,
ехал вперед, и он так уж и должен
ехать вперед.
Бенин показалось ужасным такое обращение со стороны человека, который
ехал «сходиться с народом», и у них произошла сцена. Бенни настоятельно
потребовал, чтобы Ничипоренко или тотчас же извинился перед трактирным мальчиком и дал слово, что вперед подобного обращения ни с кем из простолюдинов в присутствии Бенни не допустит, или оставил бы его, Бенни, одного и
ехал, куда ему угодно.
Жгучая мысль об
еде не дает покоя безазбучным; она день и ночь грызет их существование. Как добыть
еду? — в этом весь вопрос. К счастию, есть штука, называемая безазбучным просвещением, которая ничего не
требует, кроме цепких рук и хорошо развитых инстинктов плотоядности, — вот в эту-то штуку они и вгрызаются всею силою своих здоровых зубов…
Он внушает к себе благоговейную любовь доброй вдовы Пшеницыной именно тем, что он барин, что он сияет и блещет, что он и ходит и говорит так вольно и независимо, что он «не пишет беспрестанно бумаг, не трясется от страха, что опоздает в должность, не глядит на всякого так, как будто просит оседлать его и
поехать, а глядит на всех и на все так смело и свободно, как будто
требует покорности себе».
— Если
требуешь как жертвы — изволь; но только сейчас же
поедем ко мне.
Пришел я к тетке; она собиралась в гости на вечер и
требовала, чтобы и я с ней
ехал.
— Я решительно тебя не понимаю, — сказала я, стоя на месте и глазами следя за ним, — ты говоришь, что ты всегда так спокоен (он никогда не говорил этого). Отчего ты так странно говоришь со мной? Я для тебя готова пожертвовать этим удовольствием, а ты как-то иронически, как ты никогда не говорил со мной,
требуешь, чтоб я
ехала!
Правда, Катя хотела было
ехать в Москву и покупать и заказывать приданое, и его мать
требовала было, чтоб он, прежде чем жениться, обзавелся новою каретой, мебелью и оклеил бы дом новыми обоями, но мы вдвоем настояли на том, чтобы сделать все это после, ежели уже это так необходимо, а венчаться две недели после моего рождения, тихо, без приданого, без гостей, без шаферов, ужинов, шампанского и всех этих условных принадлежностей женитьбы.
После одной сцены, в которой Иван Ильич был особенно несправедлив и после которой он и при объяснении сказал, что он точно раздражителен, но что это от болезни, она сказала ему, что если он болен, то надо лечиться, и
потребовала от него, чтобы он
поехал к знаменитому врачу.
Я видел после этого Лидию Николаевну всего один раз, и то на парадном вечере, который хотя и косвенно, но идет к главному сюжету моего рассказа. Получив приглашение, я сначала не хотел
ехать, но меня уговорил Леонид, от которого мать
требовала, чтобы он непременно был там.
Под самое Рождество мы
ехали на юг и, сидя в вагоне, рассуждали о тех современных вопросах, которые дают много материала для разговора и в то же время
требуют скорого решения.
Из сада
поехали дальше, на ферму Шелестовых. Здесь остановились около ворот, вызвали жену приказчика Прасковью и
потребовали парного молока. Молока никто не стал пить, все переглянулись, засмеялись и поскакали назад. Когда
ехали обратно, в загородном саду уже играла музыка; солнце спряталось за кладбище, и половина неба была багрова от зари.
Петруша. Я не ребенок уже. Я говорил с отцом. Он
требует, чтоб я оставался в гимназии, а я не хочу и
поеду один в Москву.